Художница Леда Высоцкая: «Я хочу, чтоб оставался мой след – чтобы меня узнавали, чтобы меня запоминали»

Художница Леда Высоцкая осмелилась заявить о себе персональной выставкой в галерее Unity Art House в декабре 2018 года. И выставка прошла на ура: половина картин оказались моментально раскуплены. Леда творит в особой технике – пишет свои картины структурной пастой, которую замешивает с добавлением песка. Картины получаются объемные, фактурные и цепляющие взгляд, а для кого-то — и потаенные струны души. Я побеседовала с Ледой Высоцкой о живописи и поэзии, об ароматных картинах, о сложном творческом пути и философии отношения к жизни.

— Леда, здравствуйте! Первый вопрос – что же за имя у Вас такое красивое и необычное? Или это псевдоним?

— Здравствуйте, Гюна. Это и псевдоним, ставший моим именем, и целая история. Родители назвали меня Леной, это имя казалось мне совершенно инфантильным с неким отрицанием (на всех языках): Ле-на (не, но)… И жизнь моя с этим именем была, мягко говоря, «слабая»… Однажды я решилась всё изменить и в себе и вокруг — это произошло в ночь с 13 на 14 февраля 2001 года. Без цели что-то выдумать я вдруг услышала внутри себя имя Леда, где главный слог — звонкое «Да»! Я тут же встала, вышла в русскоязычный израильский чат «Союз» под ником Леда и познакомилась со своим теперь уже мужем! И так и осталась Ледой. А вообще-то Леда — возлюбленная Зевса в греческой мифологии и она была неприступна: Зевсу пришлось обернуться лебедем, чтобы завоевать Леду… Сейчас мне чудесно и гармонично с этим именем — оно жизнеутверждающее.

— Очень романтическая история. Расскажите, пожалуйста, про выставку: мне на открытии побывать, к сожалению, не удалось, но я приходила позже посмотреть картины и на половине выставленных картин было указано “продано”. Это же можно уверенно назвать успехом!

— Я безумно рада, если честно, даже не ожидала – продалось сразу же восемь картин и для меня это просто огромный личный успех. Это моя первая в жизни выставка и, надеюсь, что это только начало.

— Как все прошло?

— Это было очень волнительно, я благодарю основателей галереи “Юнити арт” Марию Прейгер и Алену Шлейпак, потому что без них этого праздника бы не состоялось. Семья, родственники, друзья, знакомые и даже те, кто знают меня исключительно благодаря аккаунту в “Фейсбуке” – люди, с которыми мы в реальной жизни ни разу не встречались, и которым я стала интересна, — пришли меня поддержать, познакомиться со мной и с моими работами. Это было крайне приятно, меня это мотивирует, и придает смысла жизни. Это был настоящий праздник, правда!

— Что Вы почувствовали после, когда выставка уже состоялась? Опустошение? Заряд энергии?

— Никакого опустошения, наоборот, опустошение я ощущаю когда не чувствую себя нужной людям. Но, к счастью, такого не было – я понимаю, что для того, чтобы быть нужной людям, нужно самой любить мир, жизнь, людей, своих друзей, свое окружение. И чем больше человек поблагодарило меня за творчество, тем очевиднее для меня смысл того, что я делаю, и тем больше моя жизнь превращается в праздник – я наполняюсь.

— Продажа картины — это же, по сути, обмен энергий автора и покупателя. Тяжело ли потом расставаться с картиной, которая куплена?

— Тяжело. Тут такая двойственная ситуация: по идее это прекрасно, что мои картины востребованы, но они все-таки уходят, а ведь они жили во мне, я жила в них… Иногда так бывает, что отпускаю их усилием воли. Но я понимаю, что творчество —  для людей, а не «в стол» и поэтому когда мои работы покупают, я радуюсь. Я всегда счастлива, когда моя картина находит достойный дом. Вот совсем недавно я была в гостях у семьи, где на стене живёт моя картина… Это моё личное, потрясающее счастье!

— Как же Вы пришли именно к живописи? Я знаю, что Вы — и косметолог, и ароматерапевт, и поэт.

— Прежде чем начать писать картины, я писала стихи – писала в юности, в молодости и до сих пор пишу. И будучи уже вполне зрелым человеком, однажды я обратила внимание, что в моих стихах много цвета. Вот например:

Свинцово-серы ночи,
Лазурью светит утро.
И новый день пророчит
Палитру перламутра…

то есть я поняла, что в моих рифмах живут картины! Для меня это было открытием и потрясением и я решила: учиться! Учиться живописи! В 2005 году я познакомилась с прекрасным художником – Геннадием Литинским, у которого училась всего лишь три месяца. Жаль, что мало, — он работал в Хайфе, а мы переехали в Ришон-ле-Цион и занятия прекратились. Но я успела многое понять – он был очень глубоким человеком и художником и понимал все мои «фейерверки чувств», хотя сам писал лёгкие карикатуры.

— Есть же поговорка, что клоуны – самые грустные люди в мире…

— Да, видимо, с художниками так же. Если честно, сама себе была удивлена– я была больше склонна познакомиться с художником-сюрреалистом. После того, как мы переехали, я немного посвятила времени рисованию и на 12 лет забыла про живопись. Не то что забыла, — скорее переключилась на профессиональную учебу — училась косметологии, хотя косметологией я занималась еще до репатриации. В какой-то момент после переезда из Хайфы в Ришон мне захотелось укрепить и обновить свои знания в области косметологии, я прошла обучение в международном колледже и стала официальным косметологом в Израиле. До этого я уже занималась ароматерапией и некоторыми практиками альтернативной медицины.

— Когда Вы переехали в Израиль? И чем занимались до переезда?

— Давно! 28 лет назад я уехала из Ташкента, хотя большую часть жизни прожила в Ленинграде. Но косметологом стала именно в Ташкенте, получив полноценное образование – 8 месяцев обучения тогда еще на базе учебного комбината, затем была подмастерьем у опытного косметолога. Очень много, кстати, секретов оттуда перенесла в сегодняшнюю мою деятельность – они до сих пор работают и еще как, многие молодые косметологи не знают старинных, но до сих пор ценных и работающих секретов мастерства. Я очень люблю свою профессию и скажу честно: иметь в своей жизни занятие, что одновременно приносит деньги и доставляет удовольствие – это большое счастье! А у меня так много способов самовыразиться – во-первых, сделать человека красивым и счастливым: когда женщина выходит из моего кабинета цветущей, сияющей, с улыбкой, то я считаю себя художником, который нарисовал ей настроение; во-вторых, я творческий человек – пишу стихи и картины, играю на рояле. Мое первое образование – музыкальное: я закончила музыкальное училище и музыкальный факультет педагогического института по классу фортепиано.

— Как же Вы не связали свою жизнь с музыкой?

— Я очень люблю музыку, но я мечтала стать косметологом. Вообще-то я мечтала стать пластическим хирургом, но… Все началось лет в 15, когда меня отправили к косметологу и через час из кабинета вместо прыщавого подростка вышла очаровательная куколка. И я решила, что я тоже должна так уметь – это же своего рода магия. Поэтому сегодня – это моя работа, которая приносит мне невероятное удовольствие, равно как и ароматерапия – обожаю запахи и все что с ними связано. Поражаюсь, почему люди так мало знают об этом – мне кажется, это так очевидно, что запахи не просто нравятся или нет, они влияют на нас, лечат – все это я использую в своей работе в своей небольшой клинике лечебной косметологии.

— Может, можно применять ароматерапию и в картинах?

— Мне не раз такое предлагали, но я не могу себе представить, как я выливаю бутылочку масла на картину. Я скорее предпочту научиться создавать картину таким образом, чтобы люди могли почувствовать тот самый аромат настроения, аромат сюжета – у каждого он будет свой. Есть у меня картины, которые могут метафизически пахнуть сандалом, корицей или цветами. А вот скажем сейчас у меня рождается новый проект –  поделюсь с Вами: — мне очень нравится строчка поэта Вознесенского “Невыносимо горят на синем твои прощальные апельсины” – и мне хочется написать картину, главной нотой которой будут апельсины. И они должны быть ароматными – моя задача, мое желание написать эти апельсины так, чтобы они горели, чтобы они передавали свой чарующий запах.

— У Вас такой насыщенный рыжий цвет волос, теперь апельсины – Вам хочется добавить яркости в свою жизнь, или, наоборот, хочется этой яркостью поделиться с миром?

— Мне необходимо делиться. И кроме всего прочего, мне нравится, когда вокруг меня все яркое. У меня никогда не бывает плохого настроения в пасмурную погоду – вокруг меня нет серости, я так чувствую. Может быть, я сама себе создаю настроение – иду, улыбаюсь и мне хорошо. Я думаю, если мы будем транслировать в мир грусть, серость – то это и будет превалировать.

—То есть, Израиль – Ваша страна!

— Моя, моя. Солнечная, яркая, светлая! Моей страной в общем-то был и дождливый город Ленинград, где солнца почти не бывает, но и там мне было светло. Ведь там была первая любовь, там был кинотеатр “Ленинград” и там была скамейка, на которую меня ставили друзья, чтобы я почитала им стихи, в неизменно красном шарфе.

— И высокий слог Ваш тоже, видимо, из Петербурга?

— Может быть. Учительница русского языка и литературы, самая любимая учительница, говорила мне, что ей несказанно жаль — порой ей хотелось поставить мне и 10 и 20 баллов, но предел школьных оценок ограничен всего пятью баллами. Она крайне удивилась, когда мой выбор пал на музыкальное училище, а не на другой ВУЗ, связанный с лингвистикой или философией, например. Сегодня же я больше всего хочу писать картины. Когда я вижу, как мои родные подходят к картине, пока я над ней работаю, то читаю на их лицах нетерпение – что же получится?, — и вижу их радость, когда у меня все получается. Тогда я чувствую, что живу не зря, в этом и есть мой смысл жизни.

— Хватает ли времени и на работу, и на хобби, и на семью?

— Я рано встаю, — люблю раннее утро, пока все спят, мое самое любимое время… И мне на все хватает времени – я не делаю культа из еды или уборки: все как-то легко получается.

— Тяжело ли объединять в одной жизни и семью, и творчество? Вроде бы семья – это что-то такое приземленное, быт, люди, а живопись, поэзия – что-то духовное, возвышенное.

— Я просто превращаю быт в искусство: повторюсь, у меня нет культа быта. Если что-то лежит не там, я просто это поправлю. И не буду устраивать скандал. И даже если случайно мой муж оставит носок посреди стола – я превращу это в сюжет для картины. А посвящать свое свободное время уборке, чтоб “ни пылинки, ни соринки” – жаль на это тратить свою жизнь. И мои родные помогают мне справиться с некоторыми трудностями быта.

— Быт в искусство – интересно, но у Вас так мало картин на бытовую тематику: в основном это силуэты женщин, цветы…

— Вот такой жизненный перевертыш получается: поскольку я прекрасно знаю, что такое быт, и как он порой не интересен, я не хочу впускать его в творчество – мне нравится сюрреализм, это мои сны. И литературный любимый жанр – магический реализм, для меня это тот же сюрреализм в изобразительном искусстве. У меня есть свой взгляд, чуть “выше” привычного… чуть выше привычного быта.

— И все же женский силует встречается чаще всего в Ваших картинах, почему?

— Мне нравится красивое, живое, трепетное… а это Женщина! И Она просто сама по себе красива. Ну а Мужчина красив чувствами и их проявлениями.

— Наверное, банальный вопрос, но уж очень интересно, в чем Вы черпаете вдохновение? Вроде бы все люди с глазами и без проблем со зрением видят примерно одинаково – вот стул, вот стол, вот женщина, вот кофе. Но кто-то же видит чуть больше.

— Действительно, все задают этот вопрос. Мои картины – это мой внутренний мир: со мной не происходит такого, чтобы я что-то увидела и захотела это написать. Я как будто пишу свою повесть, рассказ в стихах, придумываю себе какой-то сюжет. Например, мне очень хочется написать Клеопатру. Но не личность царицы меня вдохновила, а скорее стихи Ахматовой о ней. Я так и вижу эту красивую опасную змейку на груди, шикарные одеяния, это золото вокруг нее и потрясающие “кошачьи” глаза. Или я вижу отрывок из карело-финского эпоса “Калевала” – мне хочется вот этих древних гор… У меня очень много ассоциаций –кроме женского тела в моих работах часто можно рассмотреть ключ, и мне не хочется объяснять зачем здесь ключ, а хочется, чтоб каждый увидел ключ от своей собственной двери. В моих картинах могут появиться и часы, и большие глаза – это все символы. Сюрреализм близок к символизму, пусть кто-то не просто скажет “Да, это хорошо”, а увидит что-то своё, только ему одному ведомый символ.

Вообще три самых любимых художника – это Рене Магритт, Густав Климт и Джорджо де Кирико – мировые символисты! И они прямо в душе моей живут. Их работы меня вдохновляют – я готова рассматривать их часами…

— Но Ваши картины – это же не просто масло и холст, расскажите о персональной технике, в которой вы работаете – с добавлением песка, который придает фактурности каждому мазку кисти.

— Я не знаю, придумала ли эту технику я, или все, что мы сегодня придумываем, уже было придумано до нас давным-давно. Но однажды мне захотелось работать не с гладким, мягким и податливым материалом, а с таким, который царапает, режет холст, оставляет зарубину, след. И я приготовила структурную пасту самостоятельно, хотя купить ее в любом художественном магазине не составит труда — в наше время их множество. Структурные пасты с песком тоже существуют, но там песка мало и он очень мелкий. Поэтому я приготовила свою структурную пасту, с тем количеством песка, который мне был необходим, и первой такой картиной стала «Клэр» — «построила» скульптуру на холсте. А потом уже я писала картину по скульптуре. Мне захотелось уйти от гладкости, от понятности – это и получилось: вроде бы просто изображена женщина, но она жжёт сердца людей.

— Может, это какое-то подсознательное желание оставить в этом мире свой след?

— Да, похоже на то. Я хочу, чтоб оставался мой след – чтобы меня узнавали, чтобы меня запоминали. Поэтому я все время ищу интересные техники и придумываю свои.

— Сравним ли процесс написания картины с медитацией для Вас? Не влияют ли новости современного мира на настрой?

— Не влияют, это абсолютная медитация. Вот я купила новый холст, поставила его на мольберт… Чистый лист — для меня это как в кинотеатре белый экран – вот-вот начнется интересное кино, и это кино здесь создаю я. Невозможно создать это кино расчётом и умом, можно только «намедитировать». Чем возвышеннее будет настрой, тем красивее и интереснее будет кино. Это мой путь, мой жизненный опыт и моя философия.

— Сколько времени занимает процесс написания картины – от чистого холста до финального покрытия лаком?

— От двух дней до бесконечности. Самая долгая моя работа на данный момент продлилась два месяца. Есть картины, которые уже написаны, но я знаю, что для меня они еще не закончены, я хочу в них что-то изменить.

— Кстати, где располагается Ваша мастерская, дома? Хватает ли места для всех творений?

— Да, я пишу дома, у меня есть любимое место для творчества – у рояля, я на нем располагаю краски, хоть это, наверное, кощунственно по отношению к музыкальному инструменту, но он мой друг и подмастерье. Картины развешены на стенах, в одной из комнат уже нет места, но есть еще комнаты.. – так что пока хватает.

— Ваш путь репатрианта был сложным? Поспособствовал ли этот путь творческой искре или, наоборот, погасил?

— 28 лет назад из Ташкента бежали все, бежала и я… Мы приехали в город Хадера, как я уже сказала ранее, у меня были дипломы и опыт работы косметологом и массажистом, поэтому сразу устроилась работать по профессии в салон красоты к одной русской еврейке, которая в Израиле жила с 6-ти лет — она меня немного учила ивриту, а я ее – русскому языку. Так и работала, пока мы не переехали в Ришон ле-Цион.

Много чего было в моем пути репатрианта… Какое-то время проработала в кибуце, где выращивали свиней – я их мыла, кормила, но ничего в этом страшного не было. Работать с 3-х часов ночи до 9 утра было непросто. Но это был богатый американский кибуц, все условия созданы и подобрался приятный коллектив. Тогда же я поняла, что мне нужно учиться: пока ты приобретаешь новые знания, тебя не посещают черные мысли – я училась ароматерапии, техникам альтернативной медицины, потом снова косметологии, попутно еще и вышла замуж. И в 2005 году я начала еще и учиться акварели.

Я не могу сказать, что мой путь репатрианта способствовал творчеству, этот путь выработал во мне силу воли, закалку, и характер.

Сегодня, когда ко мне обращаются за советом новые репатрианты, приехавшие совсем недавно, я всегда прошу — только не впускайте черные мысли, миру и так черно, чем светлее мы будем воспринимать мир, тем светлее станет  вокруг.

Мой муж, когда мы еще жили в Хайфе, в один период, когда в Израиле хай-тек «просел», долго искал работу и не мог найти что-то в своей профессиональной сфере. Тогда он устроился в гостиницу мыть посуду. И я, помню, его спросила: «Ты идешь туда с черным сердцем?», а он ответил: «Ты знаешь, я иду туда с удовольствием: я иду работать, я буду приносить в семью деньги, может быть, даже еду, ведь это ресторан». Он там познакомился с хорошими ребятами, с которыми мы дружим до сих пор. Позже он нашел работу по профилю, но это время осталось у него в памяти со знаком плюс, а не «ой как было тяжело, не хочу вспоминать» – в этом мы совпали, к счастью, мой муж такой же как я, он никогда не ищет себе поводов для депрессии.

— Получается, если взглянуть с высоты прожитых лет на свою жизнь, понятно, что многое еще впереди, но то, что осталось уже позади, все те непростые времена, их не хочется вычеркивать из памяти?

— Совсем не хочется. Да, было трудно. Но там были и знакомства с разными интересными людьми, любовь, наше свадебное путешествие в Бельгию, и знакомство с изумительно красивой французской дамой… То есть все вот эти не-мелочи и составляют нашу жизнь. Мне не нужно одно большое событие, которое я всю жизнь потом буду вспоминать, моя жизнь – это цепочка различных событий, которые превращаются в яркий фейерверк, и я хочу всем этим делиться.

И я могу писать картину, где не будет изображена старая француженка, что управляет отелем, но в этой картине будет чувствоваться аромат ее духов, который мне очень понравился, и то, как мы наконец смогли с ней объясниться, и ее отношение к жизни, и мое отношение к миру – и все это может быть написано в одной картине. И не обязательно людям нужно знать, из каких событий, чувств и эмоций картина будет соткана, самое главное  — какие эмоции и впечатления она принесет. И я не могу сказать, что у меня много сильно светлых картин, у меня есть и драмы — я люблю чувствовать, люблю испытывать глубокие эмоции. Любая возможность чувствовать и есть Дар и смысл жизни.

— Вот Вы любите глубокие эмоции и все остро воспринимаете, получается, что ваша восприимчивость – как оголенные нервы, по сравнению со среднестатистическим человеком? Не «больно» ли ходить по миру с такой оголенной нервной системой? Или художнику, творцу нужны вот эти болевые ощущения, чтоб постоянно что-то «покалывало»? И ладно, творчество, а жить с этим как?

— Иногда бывает очень больно, да, но я знаю несколько медитаций, которые снимают даже очень сильное напряжение. К тому же я люблю природу – прогулка по лесу или парку всегда придает мне сил, расслабляет и умиротворяет. К тому же я регулярно посещаю спортзал, физические нагрузки вообще всем помогают, а если нервы уж совсем ни к чёрту, то тренируюсь до упаду. У меня есть замечательный тренер, который знает, как сделать из меня фигуристую красотку:) Но самое главное — это мой дом, где мои родные, мама и муж любят меня, понимают и помогают мне.

 

— Я почему спрашиваю: Израиль — такая страна во всем немножко грубоватая, что ли: и языковая структура, и степень тактичности, и менталитет — и жить в ней человеку с тонкой душевной организацией, воспитанному на литературе и культуре Ленинграда – получается ли без диссонанса? Или именно из него происходят вот эти картины с желанием «поцарапать», оставить след?

— Может быть, может быть! Еще раз повторю, что иногда бывает очень больно, но об этой боли стараюсь не говорить. Возможно, именно эта боль и создает желание добавить песка, чтоб резануло. И чтобы люди не остались равнодушными, чтобы остановились, обнаружили что-то в себе, спрятанное глубоко, чтобы вытащили это из подсознания и несли в мир больше человечности. Стараюсь радоваться мелочам: вот официант принес мне чашку кофе и улыбнулся – и мне замечательно.

— Вы, когда творите, чай предпочитате или кофе?

— Кофе! «Боц» (на иврите «боц» — значит грязь, болото, топь — прим. авт.) — любимый напиток: когда черный молотый кофе непосредственно в чашке заливается кипятком. Я почему-то не люблю вкус кофе из кофе-машины. Он какой-то стерильный. Видимо, мне и кофе нравится как бы с «песком», с осадком. Я люблю гладкость и отполированность только в лаке на ногтях, во всем остальном я люблю, чтобы цепляло.

— Как думаете, с чего молодому художнику в Израиле стоит начать свой путь?

Если репатриировался профессионал – пусть он просто продолжает делать свое дело, не надо думать, что раз приехал в другую страну, то надо учиться чему-то другому. Пусть продолжает выражать себя, и тогда его увидят люди, его почувствуют, не надо что-то менять только потому, что страна другая. Люди везде одинаково испытывают эмоции, везде одинаково любят и ненавидят, плачут и радуются.

А если речь о человеке, который только собирается стать художником, или это самоучка, без академической базы, пусть смело идет в магазин товаров для художников, покупает холст, кисти и краски, пусть ляпает пятна на чистое полотно, переносит эмоции на холст, мысли… И обязательно выплескивать на холст именно свое, не надо ничего перерисовывать, копировать, гнаться за модой в искусстве – ее просто нет. Когда ты что-то свое, написанное сердцем, отдаешь людям, то есть шанс, что люди возьмут это — твои люди, правильные люди.

— Как сделать так, чтоб картины продавались?

— О, я бы тоже хотела это знать (смеется)! Хотя у меня уже начало положено, благодаря выставке. При этом я не пишу картины для того, чтобы продать. Я их пишу для того, чтобы выразить себя. Я начинаю новую работу и даже не знаю, чем она обернется для меня, и уж точно не думаю, что вот я пишу такой-то сюжет, потом продам за такие-то деньги.

Купили картину – хорошо, а не купили – будет ждать своего человека. Я не знаю, что нужно делать, что продавались картины. Я думаю, что прежде всего важно быть искренним с самим собой по отношению к творчеству. Даже если бы картины не продавались, то я бы все равно их писала, как, собственно, и делала – на выставку в галерею «Юнити арт» отправились уже готовые, законченные работы, я не писала их специально к выставке.

— Бывало ли у Вас такое, что Вы о чем-то думали во время работы над картиной, или воплотили на холсте какой-то сюжет, а он вдруг осуществился событием в материальном мире?

— У меня пока такого не было, но я верю в то, что когда человек творит — неважно, картины он пишет или книги, – этот человек — художник в любом случае, он дарит свою душу другим, а когда ты даришь душу, то может произойти и то, что я называю сном, просЫпавшимся в явь. Я знакома с древним учением индейцев племени Хопи. Одно из положений в нём гласит, что с человеком случается то, к чему он готов. Ты готов к встрече с неведомым? Она произойдёт…

— Кому не подойдут Ваши картины?

— Не знаю… Не думала об этом. Ведь есть же люди, которые как раз не созданы природой так, чтобы испытывать глубокие чувства и эмоции, не восприимчивы к творчеству – им в принципе не нравится ни живопись, ни поэзия, ни литература – ну они подошли, посмотрели, кивнули и дальше пошли. Стоит ли на это обижаться? Нет, безусловно нет. Людям, которым не подходят мои картины, изначально не подхожу я.

— Как часто Вы пишете картины и когда накопится материал для новой выставки?

— А я уже готова! В мае я буду учавствовать в выставке в Петах-Тикве, в «Гейхал а-тарбут», куда берут две мои фантазийные картины, я этому очень рада.

Много уже готовых работ и много идей в голове еще зреет. Я в принципе готова к выставкам хоть ежемесячно — не буду скромничать и говорить «ну что вы, что вы…» — я действительно искренне хочу, чтобы меня узнали. Думаю, здоровый эгоизм необходим художнику, чтобы заявить о себе — меня это двигает дальше.

— Спасибо за беседу, Леда! Творческих Вам успехов, продаж и выставок!

— Спасибо! Пусть так и будет!